Андрей Кратенко
ОЗЕРО СЧАСТЬЯ
По-прежнему моросил холодный ноябрьский дождь. Слякотная дорога, по которой мы шли к озеру. Кособокие копны соломы. Разваленная часовня и черные псы, неподвижно сидевшие возле нее.
– Далеко еще?
– До Щучьего-то?
– Ясно.
– Нет. Лесом скоро до избушки дойдем. Потом полем.
– Эти постоянно туда ходят?
– Как сказать? Вон тот, второй от начала, в телогрейке, – учитель Авилов. Старожил. Тянет оно, озерко-то, к себе. Всю кровь из человека высасывает. За год эвон его пригнуло. А был здоровый мужик.
Шли медленно. Ощущалось нервное напряжение внутри каждого. Я всматривался в моих спутников и пытался понять, что же тянет каждого из них туда, к озеру? Этого мальчика лет тринадцати, тощего, в нелепой тюбетейке. И этого артиста-комика, которого я видел на сцене в роли Городничего.
– А кто этот? – я показал проводнику на высокого человека в шляпе и с тростью.
– Из города какой-то. Первый раз здесь.
Прибавив шагу, я скоро догнал его. Он оглянулся и раздраженно сказал:
– Черт знает что! Сколько уже идем, а конца не видно. Не верю во всю эту галиматью.
– Вы кто?
– Ученый-зоолог.
– Значит, сугубо научный интерес?
– А вы?
– Отчасти из любопытства, отчасти из-за соблазна.
Под ногами вскоре зачавкала почва. Появились кочки, осока. Реже становился осинник. Терялись неяркие осенние краски. Окрестности выглядели мрачно. Я отстал от зоолога и опять пошел рядом с проводником.
– Вон за тем пригорком и озерко наше…
Последние метры давались нам особенно тяжело. Авилов вдруг остановился и прислонился к щуплой осинке. Руки его повисли безвольно, точно плети. Комик, низенький толстяк с густой рыжей гривой и толстыми губами, что-то бормотал себе под нос. Сгорбился, точно старик, подросток. Я взглянул на проводника.
Тот уже не обращал на меня никакого внимания.
Озеро было странное. Скорее это было даже не озеро, а неглубокое затхлое болотце. Мутная жижа едва доходила до щиколоток. Понизу, клубясь, стлался еле видимый туман. В памяти всплыли строки из песни: «А я еду, а я еду за туманом…»
Приехал, кажется.
Никто ни о чем не спрашивал. Зоолог суетился, оглядывался, пытался понять, что происходит.
Во рту неожиданно появился горький привкус. Затем я увидел, как неестественно начали двигаться люди. Они как бы вкручивались в озеро. То же самое начало происходить и со мной. Возникло тупое ощущение неотвратимости. Правую руку я завел за спину и ухватил за левый локоть, а боком начал медленно заваливаться вниз. Недолго различал я тонкие водоросли, крохотные пузырьки на них. Сознание мутилось, точно затягивалось туманом. «Приехали», – снова подумал я. В один миг все потонуло, обратилось как бы в чистый лист бумаги.
А потом снова появилось озеро, и я опять слышал нашу беседу с проводником. Показалась спина Авилова, затем тюбетейка подростка. Вот та часовня, и те же черные псы возле нее…
Перед моими глазами проносилось мое прошлое. Я видел его так отчетливо, точно кто-то крутил в обратную сторону киноленту. Это было не воспоминание, а как бы реальная прогулка в исчезнувший мир. Путешествие во времени. Неторопливый полет в прошлое…
Открыв глаза, я увидел сутулые спины уходящих людей. Только проводник, отвернувшись, ждал меня. Я поднялся и побрел следом. Неподалеку билось от беззвучных рыданий тщедушное тело подростка…
Прошло полтора года. Я все еще живу здесь. Вместе с учителем снимаю комнату. Он еще больше высох. Одевается так же неряшливо. Водку не пьет.
Проводник где-то пропал. Вместо него у нас теперь здоровый мужик в брезентовом плаще. Он громко бранится, читая газеты.
Зоолог тоже здесь. Женился на рябой вдове. Потихоньку от нее ходит с нами на Щучье озеро.
Артист удит пескарей.
Мальчика нет. Весной, в марте, его вынесли из озера с открытыми зеленоватыми глазами, в которых, как показалось многим, застыло счастье…
