Надо жить…

( размышления  над страницами сборника «Утомленные стронцием…»)

В этой книге напечатаны, в числе прочих, и  новеллы моего друга Александра Крахина. Других авторов (кроме А. Кратенко, замечательного журналиста и издателя)  лично знать не довелось, может быть, только  из разговоров, городских легенд… И как бы субъективно я к Саше не относилась, я бы не рискнула говорить здесь, что его произведения очень уж выделяются, стоят особняком. Нет, читая сборник «Утомленные стронцием», я сразу отметила именно «связку»… «обойму» как особенность его композиции,  сосредоточенность авторов на «памяти поколения», которая выплескивается на страницы впечатлениями бытия, своим отношением к миру, к стране, к молодости, которая обещала многое…

То, что осталось в итоге, когда возраст поколения приближается к юбилейным датам (от 50 до 60, далее – везде, год за два) – вот содержание этого сборника. А что осталось?  Прежде всего, и это, на мой взгляд, самое важное в творчестве шести авторов, чьи новеллы вошли в книжку, – воспроизведение жизни под знаком «гения места», выражаясь словами П. Вайля, о чем он пишет так: «Связь человека с местом его обитания  – загадочна,  но очевидна.  Или так:  несомненна, но  таинственна. Ведает ею известный древним genius loci, гений места, связывающий интеллектуальные, духовные, эмоциональные явления с их материальной средой. Для человека нового времени главные точки приложения и проявления культурных сил – города». (Из предисловия к одноименной книге – В.А.). Когда я читала рассказы сборника, я узнавала черты этого ГОРОДА, хоть фигурировал он не всегда, находился как будто в тени, на периферии авторского сознания. Но это был ОН – государством проклятый и  Богом забытый, газами травленный и бурлящий ритмами «битловского» рок-н-ролла, дымный, но грезящий о первозданной чистоте легендарного и близкого (в двухстах километрах!) Беловодья – УСТЬ-КАМЕНОГОРСК! В советское время считавшийся «тмутараканью», а в суверенном Казахстане числящийся одним из крупных промышленных и культурных центров республики. Я как будто шагала пугливо по его грязным окраинным домишкам и  баракам, сохранившим память о первых «энкавэдешных» строителях «секретных» заводов и комбинатов, запрограммировавших обитателей этих обветшалых клетей и клеток и их потомков  на беспросветное, почти животное существование (рассказы А. Есаулова). Я задыхалась от той «жути, которая висит вместо воздуха» в теперешнем городе, порождая фантасмагорические  мутации его жителей (рассказ Л. Кузнецова, давший название сборнику). Какие же мы, «утомленные стронцием» (намеренно пишу «мы», потому как и себя отношу к данному городскому контингенту)?  Да, мы трагически чувствуем себя обделенными чем-то безусловно счастливым, здоровым, цельным, ущемленными (Создателем ли, советским Генпланом ли, присудившим заповедному уголку стать заложником  цивилизационного развития). Близок локоток, да не укусишь. Рядом – прекрасная, впитавшая в себя мистику Вселенной природа, мудрость древней евразийской культуры, мы впитываем ее яростно, во время коротких, отпускных или командировочных, набегов (рассказы А. Кратенко), но жить-то вынуждены в зачумленной ядовитыми отходами котловине, рядом с ядерным полигоном, слава Богу закрытом, а фули толку, когда уже бесповоротно всё отравлено? Эта физиологическая «отравленность» порождает особый стиль современного «усть-каменогорского текста», который присутствует в той или иной степени у каждого автора: язвительность, насмешничество, ирония над миром (и собой) – но в тоже время почти детская ранимость авторской интонации, готовой сорваться в плач, в жалобу, в пронзительный крик. Жители захолустья жаждут вырваться в «большой мир», если не уехать (а почти все авторы сборника – так или иначе эмигранты), так уйти с головой в музыку, философию, сны, мечты, религию. Отсюда – обостренный конфликт с «материальным»: все в жизни, как советской, так и постсоветской, соотносится с идеалом настоящих «рокеров», «хипарей», «дон-кихотов» и «странников» (рассказы А. Крахина, С. Миляева). Жесткое социальное бытие и скудный провинциальный быт порождают особую романтику отношений: солдатской дружбы, духовной связи «избранных» – поэтов, художников, музыкантов. Вот ведь парадокс – осуществив так или иначе свои юношеские мечты о дальних странах, признании и известности (добрались-таки жители Мухосранска и до Америки, и до Израиля, и до Москвы с Питером!), авторы сборника и их герои все равно ощущают себя если не изгнанниками и изгоями, то гонимыми. «..Я вдруг почувствовал себя сиротой. Совершенно одиноким в мире. Где никто меня не любил и не ждал» (Е. Русских «Приезд на родину»). Помаявшись, помыкавшись, влившись/или не влившись в современную рыночную, тусовочную, криминальную реальность, герои сборника «Утомленные стронцием» смутно осознают, что  нет им пристанища на земле, кроме Дома, ими самими созданного в своей душе. Камертоном сборника могли бы стать, на мой взгляд, слова из Корана, которыми завершает свою новеллу один из авторов: «… человек ведь  в убытке, кроме тех, которые уверовали и творили добрые дела, и заповедали между собою истину, и заповедали между собой терпение» (А. Крахин «За кадром»).

Да, вот такие они, писатели, созданные призрачным и далеким от меня теперь усть-каменогорским «гением места». И я благодарна им за радость узнавания и сопереживания, за память, за молодые чувства, которые всколыхнулись в сердце, за возращение ДОМОЙ.