Роман Богословский. Мы анонсировали выпуск его книги в 2012 году. Немного не успели.
Книга Романа Богословского со звучным и очень милым названием "Театр морд" поступила в продажу в марте 2013 года. В книге десяток рассказов и повесть "Мешанина". Ее мистическо-сатирическая окраска не должна сбить с толку продвинутого читателя. Скорее именно на него, продвинутого читателя, она и ориентирована. Ему и адресована.
Некоторые мнения о книге:
О РОМАНЕ БОГОСЛОВСКОМ, ПОВЕСТИ «МЕШАНИНА» И ТРЁХ СТОЛПАХ
Лучшее и наиболее интересное в книге Романа Богословского «Театр Морд» — повесть «Мешанина». Под узорчатой поверхностью повествования о жизни писателей — участников литкружка «Лист Х» — глубина. Можно, конечно, в эту глубину и не заглядывать. Я заглянул. И нашел там вопросы.
Некоторые из них — обманные и несерьёзные. С виду стакан вина, а пригубишь — сок. Например, автор будто бы спрашивает: а каких современных писателей вы сможете угадать в участниках этого самого литкружка Макееве, Малинове и Бадове? Спрашивает и, прямо-таки, подсказывает: ведь постмодернисты это, постмодернисты. И читатель с легкостью отгадывает: да Пелевин это, и Сорокин, и Радов.
Другой несерьёзный вопрос связан с придуманной Бадовым «мешаниной». Рецепт «мешанины» на заметку: «берём книги, кромсаем, смешиваем с просроченным йодом, тухлыми яйцами, остатками супа, отбеливателем, молимся над получившимся и обливаем всем этим людей». Читатель наверняка задастся вопросом: для чего? Может даже и забредёт в какие смысловые дебри в поисках ответа, а он, ответ, прост и рядом. «Мешанина» — есть оригинальный способ помещения истины в человека. Способ, не более того.
Теперь о вопросах серьёзных. В глубине повести «Мешанина» находятся три столпа: автор, читатель, истина (поясню, что речь идёт о тёмной грязной «истине предельного знания», добытой из скверной части человеческой души). Так вот, основные вопросы повести генерируются от смысловых напряжений, возникающих меж этими самыми столпами. Причём, многое зависит от того, в каком направлении возникло напряжение.
Предположим, ток смыслового напряжения двинулся так: автор — истина — читатель. Возникли вопросы. Нужна ли грязная тёмная «истина предельного знания» читателю? Какое влияние окажет такая истина на читателя? Очистит ли она? Может, переродится в свет и наполнит читательскую душу сиянием чистоты? Или, напротив, погрузит эту душу в двойную тьму?
В направлении напряжения: истина — читатель — автор возникают вопросы иные. Чем аукнется для автора брошенное в читателя грязное слово истины? Вернется к автору бумерангом разочарования или, напротив, погрузит в блаженство от хорошо сделанной работы? Кто он, автор: повелитель или жертва?
Автор — читатель — истина… И в этом направлении пульсирующие между тремя столпами смысловые разряды рождают немало вопросов. Это, если можно так выразиться, «вопросы конца». Что в результате сближения автора и читателя посредством употребления грязной истины при глобализации процесса произойдёт с «миром как истиной в последней инстанции»? Мир погибнет? Очистится перерождением? А возможно — и то, и другое?
Все эти вопросы есть в повести Романа Богословского. Возможно, вопросов гораздо больше. А вот авторских ответов читатель «Мешанины» не найдёт однозначно. Автор, разумеется, знает свои ответы, но держит их при себе, а своему читателю даёт возможность осознать всех возможных ответов разность, и выбрать для себя кажущееся наиболее достоверным своё. А вам еще не захотелось найти свой вопрос от Романа Богословского в глубине повести «Мешанина» у трёх столпов?
Леонид Шимко, писатель
О книге. Разное.
«Строители разрыли огромную яму в самом центре двора: они делают это каждый год, но вы стеснялись спросить, для чего. Раскопают — в доме нет воды, закопают — вода появляется. Мир деструктивен. Отсутствие воды — тому доказательство». Эта фраза как нельзя лучше характеризует повесть и рассказы Романа Богословского. Абсурдность происходящего, как в кривом зеркале искривлённые лица и фигуры, множественность поступков и действий, вроде бы знакомые, а вроде и не очень герои, поставленные автором в необычные условия и ситуации — всё это делает повесть и рассказы Романа Богословского захватывающими и интересными. Автор ведёт диалог с читателем как шахматную партию. И смотрит на своих героев, а также на реакцию читателей, на те или иные поступки своих героев как бы из зрительного зала. И как противнику талантливого шахматиста трудно предугадать его ходы, так и читателю Романа Богословского трудно предугадать повороты сюжета. Роман Богословский как автор непредсказуем, а потому притягателен. Вот деструктивность ямы оборачивается конструктивностью фонтана. Но вдруг мир снова деструктивен. Зарождается ли в нём конструктивность? Деструктивно или конструктивно «очередное восхождение вниз»? Да, есть о чём задуматься. Иногда кажется, что автор смеётся над нами, своими читателями. Но нет, показывает нам мир, не только его лицо, но и изнанку.
Влад Хитрин
«Итак, «Мешанина». Хорошо написано, весело. Персонажей я не знаю толком, да мне и неинтересно. Но все-таки некий жанр, открытый "Театральным романом", имеет право существовать».
Александр Иличевский, писатель
Добрый вечер, Роман. Закончила читать рассказы. "Во власти бабочек" больше всего понравился, наверное потому, что несколько замаскирован смысл. "Зимняя история": в русской литературе всегда будь готов к трагедии, к маете. "Переспали" очень хорош языком, "Выкрутился" автор легко, романтично. Спасибо.
Ирина Леднева, учитель русского языка, Москва
Очень-очень "разная" книжка. Местами прямо очень хорошо, местами хотелось выбросить книжку в окно и вымыть руки с мылом.
Впечатление от повести очень двоякое. То ли это пародия, стёб над современной "говнолитературой", то ли это её образец. Мне хочется надеяться, что все-таки стеб, ибо от дерьма, лезущего сейчас из книжек и кино, уже тошно. Хочется уже чего-то светлого, к счастью, в сборнике есть пара таких рассказов.
Что ещё могу сказать… Мне кажется, уж простите, многовато пафоса, излишнего "словоблудия".
Полина Бондарева
Первое впечатление — фантастическая актуальность книги «Театр морд». Неспешно читал ее, получая удовольствие, пока вдруг внезапно не осознал, что все мы сегодня являемся героями твоей повести. Это на каждого из нас в чудовищном эксперименте выливается мешанина, описанная твоим пером. Веселая сатира, забавная ситуация, юмор и ирония первых страниц приходят в конце концов к мрачному пророчеству. Сегодняшняя мешанина из помойного ведра пропаганды подчиняет своей силой всё, парализуя сознание, не оставляя человеку выбора, рождая доброзло. Это новая энергия бытия — отныне возможен только один взгляд, одна философия, одна оценка — вот что такое доброзло. Борьба противоположностей прекращается раз и навсегда на государственном уровне. Пора приступать к написанию первой повести, к постановке первого спектакля в обновленном мире. Очень понравились рассказы «Зимняя история» и «Вы только представьте себе». В этих рассказах слышны музыка слов, неизбывная печаль и подлинный трагизм бытия.
Владимир Дель
заслуженный работник культуры РФ
режиссер-постановщик
МЕШАНИНА (отрывок из повести)
Откровение Бадова
После той грандиозной попойки уборщица мучилась три часа, чтобы привести здание кружка в надлежащий вид. Пролитое спиртное, раздавленные помидоры, многочисленные окурки в пепельнице — чернушная инсталляция дорогого актуального художника.
Писатели не встречались около месяца. Каждый занимался своим делом: Иван Малинов уехал в глухую деревню-призрак черпать идеи для сборника рассказов; Устин Макеев принимал друзей из-за границы; Василий Воронин задумался о собственном оздоровлении — ходил по снегу голым, пил настойку из мёда, алое, водки и лимона. Ему пока не писалось, а заставлять себя Василий не любил. Пепелов уехал в Америку вести переговоры по поводу экранизации своего романа «FUCKТЫ!», Жора Бадов лечился от полинаркомании, которую подцепил где-то незаметно для себя и близких.
Март подступал. На пятое число у писателей была назначена конфиденциальная встреча.
Первым приехал Василий Воронин; он был сосредоточен. Устин Макеев и Жора Бадов приехали вместе. Через полчаса появился Пепелов, ещё через десять минут в комнату ввалился красноликий Малинов.
— Чёрт, пятое марта, а мороз как на Крещение! — выругался он, потирая руки.
— Давайте по пять капель коньячку, и приступим к разговору, — предложил Макеев.
— А у тебя есть? — осведомился Воронин.
— Не было бы — не предлагал.
Писатели сели за стол. Самовар старинно поблёскивал. Макеев извлёк из чёрного пакета бутылку «Арарата» и солидно поставил её в центр стола.
— А закусить-то есть чем? — спросил Пепелов, снимая чёрные очки.
— Посмотри в шкафу — кажется, с прошлого раза что-то осталось, если уборщица не выбросила.
— Не надо. У меня лимоны есть, — сказал Макеев и достал несколько жухлых фруктов.
— Ну обо всём позаботился! — засмеялся Жора.
Иван Малинов порезал лимоны, положил их на блюдце и поставил рядом с коньяком; Василий принёс пять стаканчиков.
Налили. Выпили. Морщась, закусили. Помолчали.
— Жора, начинай! — выдохнул Малинов.
Бадов мял шкурку лимона.
— Я не буду сейчас гадать, откуда взялась проблема. Но нам её срочно надо устранить. Когда в прошлый раз совещались по этой теме, коллеги, я взял на себя обязательство решить нашу общую печаль... И, как мне кажется, я это сделал.
— Так изложи… — неуверенно сказал Макеев.
— Излагаю. Всем нам ясно, что традиционное чтение наших произведений перестало приносить результат: нет удовлетворения, нет удовольствия… В конце концов, нет избавления от боли и страданий, что копятся в наших душах. Думаю, это вызвано общим кризисом литературы и отсутствием читателя, который отдавал бы свою энергию нам через восприятие смысла текста. Пожалуй, дорогие, это главное. Потустороннюю боль перестали воспринимать и принимать, как это было раньше, на заре зарождения нашей прозы, которая и являлась для нас болеутоляющим снадобьем, метафизическим анальгином. Мы перестали ощущать вкус освобождения и радость разгрузки.
— Это точно! Я уже подумываю — может мне в маньяки податься? — грустно улыбнулся Воронин.
Бадов продолжал:
— Нынешнее положение дел не сравнится с тем, что было, когда каждый из нас начинал: вот это было восприятие! Вот это был экстаз! Нирвана! Рай! Ормузд улыбался нам улыбкой Христа на фоне лика Саваофа!
Жора повысил голос:
— Исходя из всего вышесказанного, мы пойдём на крайние меры. Мы просто вынуждены это сделать!
