Съемка в рапиде распускающегося цветка
("И жизнь твоя, как повесть без конца", 2017 г. М., "Дикси Пресс")
Как и со многим другим, с этой книгой я встретилась случайно. Открываю наугад оглавление. Бросается в глаза — «Девочки». Я — девочка пятидесяти лет, читаю. Да это же обо мне! Бросаю всё и окунаюсь в чужую жизнь, но одновременно и мою, мамы, папы бабушки, дедушки…
До чего же это сладко — погружаться даже и в чужую жизнь, особенно в её начало, испытывать вместе с автором неповторимые ощущения первооткрытий.
Оба автора использовали приём замедленной киносъёмки распускающегося цветка. В минуту снимается один кадр и перед вами почти мгновенно распускающийся цветок. В сжатых фразах текста сконцентрировано само время. Цветок их жизни, моей, но и вашей.
Каждый рассказ, из которых состоят обе книги, такой кадр. Вот Л. Исаенко и его «Последнее лето детства». Тот период, когда каждый день насыщен разнообразнейшими событиями, формирующими личность, и происходящими почти одновременно.
Хорошее: «Счастье оно такое маленькое» и плохое «Отчего бывает нестерпимо стыдно», а потом даже жуткое — убиение человека, «Баська и Саенчиха». Смешное — «Немецкий чертёнок» и трагикомическое, так подаёт автор — «Заклятый друг Лёдька», а ведь мог остаться без руки, а в сущности первая встреча с безжалостной не по-детски жестокой подлостью.
Почти первобытная борьба за жизнь, взрослых — «Бирюки», и собственная, маленького пятилетнего человека — «Раки сорок третьего года», «Собиратели бузляков и клеееды», «Самое вкусное — суслики и грибы».
Небольшое отступление по поводу слов. Новых, несуществующих слов, придуманных автором, их нет ни в одном словаре, но они совершенно в духе и в правилах русского языка. Одно дело фантастическое животное, живущее волею писателя под кроватью — Тумпайка, другое, помянутое выше — клееед. Много ли вы знаете слов с тремя «е» подряд?
Детство!.. Только в нём в трубе хаты настоящей ведьмы живёт русский чёрт; в старой гончарной печке — немецкий чертёнок; под печкой собственной хаты — Чур и Домовой… А вы знаете, что письма родителям на фронт можно передавать по гудящим проводам, и если приложить ухо к столбу, то и ответ услышать? В детстве возможно всё! А если хорошо прицелиться, то даже попасть в волка из указательного пальца, или, по крайней мере, так напугать, что он снимет осаду и убежит.
… Только в детстве, начитавшись Уэллса, можно подойти и поговорить с лошадью… и она откликнется!
… Затерянный мир начинается в призаборных зарослях в дальнем углу двора, а приглядевшись к осыпающимся стенам ямы, увидеть — земля в самом деле живая…
Что-то гоголевское проскальзывает в книге Л. Исаенко и С. Кардо, тургеневский «Бежин луг»; «Чёрная курица» зачинателя отечественной мистико-фантастической литературы Антония Погорельского…
Автор по-доброму не щадит и себя: что было, то было. Страсть к проказам заложена в душах мальчишек — они открывают мир, а уж фантазию повествователю, очевидно, не занимать — «Тумпайка», «Партизанский мост», «Шпион Васька»… Воображение у него богатое!
Наш герой взрослеет, в нём просыпается мужчина, ему приходится совершать Поступки. Привитое взрослыми чувство ответственности не только за себя, но и за тех, кто рядом, кто слабее, меньше, помогает юноше отстоять свою честь и не дать в обиду доверившихся ему девочек — «Каникулы в Таганроге» и «Дядя Ваня». Он находит выход, прямо-таки ангел-хранитель простер над ним свое крыло. В первом случае справился сам, во втором помог старший друг, взявший его под свою опеку.
Драки — непременный атрибут мальчишеской жизни. Но тех, для кого они были смыслом и целью жизни, ждало, как правило, бессмысленное существование, водка, зона, гибель. Те же, кто, как и автор, дрался исключительно из «идейных» соображений, дабы не прослыть трусом, отстоять дворовую территорию или мушкетерскую честь — натуры цельные, имеющие внутренний стержень, разнообразные интересы и увлечения: литература, музыка, театр, сумели не поломать себе жизнь, не потеряться. Наши авторы из их числа. Жестокость обнаженной суровой правды. Какие ассоциации у современного человека вызовет такая характеристика обуви, как плохие туфли? Некрасивые, немодные, некачественные, не подходящие к определенной одежде… а меж тем это оценка их… съедобности, в смысле пригодности в пищу.
Вместе с автором мы путешествуем во времени: от «до войны», через ужасы военного лихолетья и первого послевоенного десятилетия. «Немецкая овчарка» — ни слова о собаках, а о женщинах, о несчастных русских женщинах, жертвующих собой, своей честью ради своих кровиночек. Грубая, почти натуралистическая сцена глазами ребёнка, уже видевшего смерть и поведавшего нам о ней просто и безыскусно. «Странный столяр», «Ленка Гитлерша и «Дикарь», «Эпоха одного имени», «Портрет товарища Сталина», «Шпион Васька» передают процесс созидания личности, духовного роста ребенка-мальчика-подростка со всеми поэтапными соблазнами и интимными подробностями, которые, так или иначе, встречает каждый будущий мужчина.
Да, Л. Исаенко не боится коснуться тех физиологических процессов превращения мальчика в мужчину. Но как! Не будем ханжами, мы все проходим через это, но почему-то в нашей литературе эту тему стыдливо обходят стороной. А ведь все мы родом из детства, с нашими комплексами, достоинствами и недостатками.
Примечателен в этом плане рассказ «Сусик», история маленького забитого, жалкого мальчишки, в котором таится огромная душа настоящего мужчины. Он не побоялся вступить в открытый, так и хочется сказать, бой против заведомо более сильного противника в защиту своей непутевой мамы, но МАМЫ! И победившего. Чистый светлый рассказ, кстати, в нём единственном употреблено ненормативное слово, но как оно к месту! А потому точное, грубое, что называется уличное, заборное, ярко отражает суть всего случившегося следом, переполнившего душу Сусика именно своей физически ощутимой непрощаемой гнусностью. Такие слова должны употребляться авторами однажды, не всуе, это — тяжелая артиллерия, своеобразные лексические «калибры» и управляемые бомбы, наносящие редкие, но хорошо откорректированные точечные удары, только в цель.
К сожалению, С. Кардо не всегда точен в их употреблении. В отличной повести «Исход» в сцене в зоомагазине он употребляет слово «пердеть». Оно здесь явно неуместно, так как из смыслового контекста следует, что перед тем этот звук производили рыбки! Не лучше ли и точнее обыграть цветастые плавники-перья рыбок, коль уж это долгоперы? И дальше — ребёнок, девочка, не понимая значения нецензурного слова, простодушно его произносит. В нашей жизни такое происходит сплошь и рядом, но повторять его через пару фраз, на мой взгляд, излишне. Да, все мы их знаем, иногда говорим, но должна же быть мера, иначе теряется смысл употребления, не получается ожидаемый автором эффект воздействия на читателя. Снаряд взорвался рядом, не нанеся существенного урона цели.
Прислушайтесь к речи части нашего народа, именуемого бомжами, те ещё перлы выдают… И прочтите книгу о них М. И Веллера «Бомж». Как-то обошелся без них, а?
В целом, современная книга без «клубнички» не очень и читается, но «клубничка» ради самой «клубнички», тогда зачем она? Слова эти читатель знает, любая очередь или разговор «за жисть» и о деятельности вождей-правителей фонтанирует ими неиссякаемо.
Л. Исаенко, несмотря на затронутые им темы, дающие, казалось бы, благоприятную возможность употребления ненормативной лексики, тем не менее оправданно целомудренно принципиально не использует её, а в рассказе «Жека не ругается» даже объясняет почему, кроме случаев — молотком по пальцу или батареи на ногу… Но там же, изумляясь самому себе, после «молотком по пальцу» резюмирует «и что удивительно, если не излечивает, то облегчает…»
Но у кого повернётся язык попрекнуть или поучить литературному языку через слово матерящегося футболиста-калеку из этого же рассказа, отморозившего половину ступней на фронте и теперь ковыляющего, придерживаясь за стенку, плачущего пьяными слезами и требующего отдать ему ноги. Вы знаете, как они болят? Ополовиненные ступни, особенно та их часть, которой нет…
Книга удивительно по-юношески трогательно чиста, она буквально пропитана поклонением женщине, преклонением перед ней, когда она еще девочка, девушка. «Бальные танцы», «О мыле, бане, стыде…», «Шпагат», «Нудистский пляж», и особенно небольшой цикл рассказов в рассказе «На крыше», «Первый опыт». В сущности, это юношеские грезы о могущем случиться, страстно желаемом, но пока ещё по трогательной детской робости — недоступном…
В наше время засилья всяческой грызухи и порнухи, убийств, драк и прочего маразма, щекочущего нервы электорату, эта книга — как глоток чистой воды и такого же воздуха.
И последнее, о чём хотелось бы сказать, — национальный вопрос. В многонациональной Керчи его не существовало. Детство славно ещё и тем, что об этом просто не думаешь. Прекрасный рассказ «Неправильная фамилия». Это потом уже найдутся доброхоты, которые расскажут, кто есть кто, объяснят, чем плох еврей, он же жид.
К сожалению, узнавание национальности начинается рано. И здесь незаменима роль семьи, как и куда она направит. Ведь это мы сами (точнее, идеологи) придумали её себе и стали бороться с фантомом — с космополитами, врачами-убийцами — внутренними врагами, создавая почву для еврейской алии — исхода. В чём и преуспели. И «жиды» начали исходить от нас, чтобы создать в Израиле медицину и физику, в Англии получать Нобелевские премию, в США создать искусственную хромосому, это уже русский, но звенья-то одной цепи — нетерпимости, к иным, мы отторгаем от себя то, что надо было бы удерживать всеми силами.
Стоящую книгу написали авторы Леонид Исаенко и Сергей Кардо, а издательство «Дикси Пресс» опубликовало.
В. Роу
Франция,
2017г.
